Ведьмины байки - Страница 67

Пепелища домов и выжженные просеки встретились на их пути еще не раз. Но были и аккуратно расчищенные полянки, заново вспаханные поля и свежие, только что сложенные срубы с костяками-стропилами будущих крыш. Долина понемногу восстанавливалась – а теперь, с возвращением Повелителя, у нее и в самом деле появилась надежда на возрождение.

Центр города война почти не затронула. У эффектного фонтана посреди площади стояла стройная – пожалуй, даже худощавая – женщина в черном облегающем костюме, выжидательно сложившая руки на груди и безо всякого энтузиазма наблюдавшая за приближением мага. Легкий ветерок ворошил коротко, неровно остриженные волосы – то ли опаленные, то ли наспех обкорнанные ножом, чтобы не мешали в бою.

Ксандр заглянул ей в глаза – и содрогнулся. Черные, пронзительные, глубоко запавшие от усталости и такой же застарелой ненависти… и совершенно мертвые. Маг подумал, что, если бы Догеве пришлось-таки принять заключительный, отмененный в последний момент бой, эта женщина без раздумий бросилась бы на врага даже с голыми руками – беспощадно мстить за тех, кого потеряла.

Охраны возле нее не было, но все проходящие в тот момент по площади женщины (ни одного мужчины Ксандр не заметил – видимо, те занимались восстановлением долины, да и немного их осталось) на всякий случай задержались и настороженно присматривались к человеку, готовые, чуть что, броситься ей на выручку.

Ребенок выбрал просто идеальный момент, чтобы сообщить миру о своем очередном недовольстве оным.

Это стало последней каплей. Вернее, пронзительным, насквозь пробуравившим голову воплем. Измученный, еле стоящий на ногах маг, несколько дней готовивший дипломатическую речь, неожиданно понял, что ему глубоко плевать, что подумает о нем Верховная Догевская Травница, неофициально возглавляющая Совет Старейшин Долины. Да пусть хоть загрызет на месте, лишь бы наконец-то полежать в тишине и покое!

И, без положенных церемоний шагнув вперед, молча протянул ей свою ношу.

Травница брезгливо и удивленно присмотрелась к попискивающему свертку… и вдруг, вытаращив глаза, со звериным рычанием метнулась к магу и выхватила у него ребенка. Ксандр пошатнулся от неожиданности, Ороен едва успел придержать его за локоть, а вампирша, распотрошив пеленки и торопливо удостоверившись, что ей не померещилось, подняла испуганно вякнувшего младенца вверх и срывающимся голосом выкрикнула несколько слов на алладаре. Изумленные возгласы очень быстро сменились криками ликования, женщины плотным кольцом обступили травницу, наперебой тараторя и пытаясь коснуться пальцами хоть краешка пеленки. О мужчинах забыли. Напрочь. Умиленно ахающая и сюсюкающая процессия (из середины которой доносились протестующие вопли младенца, запоздало сообразившего, во что он вляпался) пересекла поляну и скрылась в Доме Совещаний, оставив героев в гордом одиночестве.

– Может, по пиву? – неожиданно предложил Ороен, кивая на расположенное неподалеку заведеньице.

Ксандр, еще словно не веря в избавление от предмета их общих страданий, посмотрел на свои пустые руки, потом воздел глаза к небу и истово возблагодарил всех богов оптом, хотя до сих пор сомневался в существовании даже одного.

– Да, за ТАКОЕ определенно стоит выпить! И вампир с человеком, опираясь друг на друга, из последних сил поковыляли к пивной.

Но это уже совсем другая история…

Цикл «Сказка – ложь, узнайте правду!»

О БЕДНОМ КОЩЕЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО

I

– Василисушка… – томно, с придыханием молвил Илья Муромец, «незаметно» передвигаясь тяжелым окольчуженным задом по зеленому пригорку на вершок поближе ко мне. Слева от Илюши протянулась изрядная полоса примятой травы.

– Чего? – мрачно буркнула я, отодвигаясь на полтора вершка. Эдак, чего доброго, пригорок и вовсе кончится и загремлю я с обрывистого берега прямиком в Смородину-реку, а этот недотепа, чтоб его, еще кинется меня спасать и всенепременно потонет в своей двухпудовой броне.

Вот уж точно: сила есть – ума не надо.

Ну сами подумайте: такой славный, тихий летний вечер выдался, солнышко красное воду в Смородинке до самого бережка вызолотило, лебедушки на стрежне друг перед другом красуются, а он мне тычет пообломанной булавой в Калинов мост и бает, в каких страшных мучениях подыхало обезглавленное им чудо-юдо. Дескать, «кровища аж до самого тридевятого царства волной в берега плескала». Нет бы рассказать предмету своей страсти баснь о далеких странах, о чудесах заморских… На худой конец объяснил бы, как водяная мельница устроена, а то давно любопытствую, а растолковать некому: батюшка царь государственными делами занят, третий день пьет в тереме меда хмельные с послами заморскими, бояре сами толком, не знают, а сестрицам моим сие неинтересно. Им лишь бы наряды примерять да в тех нарядах перед царевичами-королевичами красоваться. На худой конец перед богатырями вроде Муромца юбками вертеть. А от него, между прочим, так потом разит, что только у реки на ветерке сидеть и можно. И в бороде капуста из щей позапутывалась. Ну вот, теперь еще обниматься полез! А ручищи-то волосатые аж до самых ногтей, ногти пообломанные, и грязь под ними позапрошлогодняя пластами лежит, хоть ты паши да пшеничку сей. Еще приснится ночью, подушкой не отмашешься!

– Ты чаво?!!! – реву я грубым голосом деревенской девки, запоздало смекнувшей, зачем пригожий молодец позвал ее в амбар. – А вот батюшке скажу, он ужо тебя!

Врал, наверное, про чудо-юдо. Испугался царского гнева, аж поджилки затряслись. Дескать, я его «неправильно поняла», он, видите ли, только «комарика зашибить» намеревался. Да к нему комарик на версту не подлетит, – упадет замертво!